Домой ▪ Все только начинается ▪ Дорога вся белая - Элигий Ставский

Я постоял внизу, ожидая, пока с меня хоть немного стечет. Прошли мимо девушки из девятого цеха. Одна спросила:

- Кочин, тебе зонтик не нужен?

Они засмеялись. Шли по лестнице и смеялись.

Форточка в нашей комнате была открыта, и мою тетрадь с записями залило. На двух страницах были большие желто-фиолетовые брызги. Я повесил тетрадь на стул.

Пока я выкручивал брюки, стоя в одних носках на развернутой газете и стараясь, чтобы не текло мимо тарелки, дождь кончился, и комнату осветило солнце. Я завернулся в одеяло, читал и прислушивался к шагам в коридоре. Я ждал Алексея Ивановича. Мне хотелось поговорить с ним сегодня же, чтобы решить все сразу. Если перейти на слесарный, то я уйду от ребят, но все же останусь в цехе. Этот вариант самый хороший. После всего, что случилось, мне тоже не очень приятно работать рядом с ними. Пускай они посмотрят на меня издали. Я им буду улыбаться. Юрке Кондратьеву очень нежно. Утром и вечером. Если только Алексей Иванович возьмет меня. Тогда я ни от кого не буду зависеть. Но если Алексей Иванович не возьмет? Надо поговорить с Алексеем Ивановичем. Мне почему-то стало холодно. Я сложил одеяло вдвое и завернул его вокруг себя еще туже. Это не помогло. Я видел, что на Лешкиной кровати солнце. Встал и перетащил книги туда.

Когда Алексей Иванович пришел, я уже оделся и сидел за столом. Он взял полотенце и ушел. На стуле висела его кепка. Верх ее оттопырился, и по козырьку было видно, что когда-то она была светло-серая и красивая. Я думал, с чего лучше начать. Алексей Иванович вернулся, сел напротив и начал развинчивать свои часы. Это были какие-то старые английские часы со светящимся циферблатом и водонепроницаемые.

- Снова? — спросил я.

Алексей Иванович склонился, и я не видел его лица. Он вынимал шестеренки, раскладывал одну возле другой. Потом начал вставлять обратно. Я решил, что лучше действовать прямо.

- Сейчас на ваш слесарный можно устроиться? — спросил я.

Алексей Иванович возился с пружиной.

- А кого ты хочешь устроить?

- Я сам.

Он поднял голову, посмотрел на меня и вдруг засмеялся.

- А что я сказал? — спросил я.

Алексей Иванович улыбался.

- Вот я все думал, что ты скажешь, — проговорил он. — Ходил и молчал, а теперь наконец сказал.

- А я серьезно.

-- Придавили, значит, тебя?

- Никто не придавил. Хочу перейти - и все.

Он послушал часы, надел их на ремешок, потом на руку. Встал и лег на кровать вытянувшись во весь рост, положив ноги на стул. Я смотрел на него и ждал. Он заложил руки за голову, потянулся.

- Хорошо, — сказал он.

Я не понял, что хорошо.

- Тебе хорошо, — объяснил он. — Двадцать лет. Я бы с тобой поменялся.

Он говорил и смотрел в потолок, потом повернулся ко мне.

- Вот как-то зимой речку форсировали - атака! Я впереди, взвод за мной. Вдруг упал. Лежу в снегу и не знаю: так упал или раненный. И встать не могу. А за мной солдаты. Один споткнулся. А сапоги солдатские знаешь какие? Так сразу и вскочил!.. Ну, утром, это уже на том берегу, сидим мы с котелками и кашу наворачиваем. Я его и спрашиваю: ты что ж это, такой-растакой, по командирской спине ходишь? А? Виноват, отвечает, но так вышло. Не видел. Мы ж на этот берег наступали, и я смотрел на берег. Понял? Это я тебе на всякий случай. Но сейчас не война. С тобой так не поступили. Просто пора уже становиться мужчиной.

Алексей Иванович отодвинул стул и сел.

- Ясно, — сказал я. — Но я ведь не хуже их работаю. Что я, последний? Вот что обидно.

Я знал, что Алексей Иванович понимает меня.

- А ты покажи.

- А я покажу.

Алексей Иванович смотрел на меня серьезно, взял газету. Разговор не получился. Я знал, что он будет читать, а потом заснет. Я взглянул на часы. Был уже седьмой час, Я опаздывал уже на десять минут.

Воздух был свежий и прозрачный в тот вечер после дождя. Мы поехали на Кировские острова. Я помню битком набитый автобус и весело улыбающееся лицо Иры. Она рассказывала мне какую-то смешную историю про свою подругу. Мне почему-то показалось странным, что у нее есть подруга. Я не мог представить себе, какая она: красивая, высокая или некрасивая и маленькая? Ира сидела у открытого окна, я смотрел на нее и видел улицу, прохожих и крыши машин, обгонявших нас.

- Я все равно ждала бы тебя, — сказала Ира, когда мы переходили через мост. — Я бы стояла там весь вечер и всю ночь.

На мосту развевались флаги. Впереди был парк. Мы спустились вниз и пошли по аллее. Нас втянула толпа и потащила с собой. Парк был совсем не тот, что зимой. Было слишком много людей, и от этого пыль, и под ногами и в траве бумажки от мороженого. И зачем-то везде наставили столиков.

И все же я чувствовал себя как-то легче и лучше в этот вечер. Совсем не так, как в последние дни.

- Я люблю приходить сюда, — сказала Ира. — Здесь много цветов. Куда мы пойдем?

Мы прошли по центральной аллее и вышли на Стрелку. На Стрелке тоже была толпа. Все хотели видеть залив. У пристани стояла длинная очередь. Трамвай как раз причалил, и очередь двинулась. Я взял Иру за руку. Она шла легко, смотрела по сторонам и улыбалась.

- Мы пойдем в Кронштадт? — спросил я.

Ира засмеялась.

- Нет, куда-нибудь, где потише и где мы будем только одни.

Мы вышли на Масляный луг, посмотрели, как поднимается пыль над танцующими, и ушли с Масляного луга. До нас доносилась веселая музыка.

- У тебя скоро первый экзамен? — спросила Ира.

- В понедельник.

- Ты боишься?

- Нет. Я не знаю.

- А я боюсь, — сказала она.

Потом мы забрели в какую-то тихую аллею и медленно и молча шли по этой аллее. Пахло зелеными листьями и нагретым песком. Солнце пробивалось вдоль аллеи. Оно освещало нас сзади, и мы видели впереди две смешные и тонкие наши тени. Потом за деревьями мы увидели карусель, качающиеся в вышине лодки и огромное вертящееся колесо. Мы остановились перед веселой, хохочущей толпой. Стояли и смотрели. И мне вдруг тоже захотелось очутиться на качелях и взлетать в синеву вместе с Ирой.

- Ты не боишься вот так, высоко? — спросил я, показывая на лодку.

Ира покачала головой и засмеялась, глядя мне в глаза.

Мы поднялись по ступенькам и забрались в лодку. Я подал Ире руку. Женщина толкнула нашу лодку. Я разгонял лодку стоя. Ира тоже стояла. В воздухе были визг, смех и развевающиеся платья. Наша лодка поднималась все выше. Я подумал, что если хоть на секунду отпустить руки, то можно полететь вниз, на людей, на дорожку, на деревья. Мы взлетали уже высоко и были выше всех.

- У самого облака, — сказал я.

Я взглянул на Иру и увидел, что она бледная.

- Тебе нехорошо?

- Нет, мне хорошо, — сказала она.

Ира улыбалась. Она была очень бледная и улыбалась с трудом. Я видел, что ей плохо. И я начал сдерживать лодку, стараясь в самом низу качнуть ее в другую сторону. Ира закрыла глаза. Я понял, что у нее кружится голова.

- Сядь и держись, — сказал я. — И не закрывай глаза. Открой глаза и не смотри вниз. Мы сейчас остановимся.

Я смотрел на нее. И я почувствовал, как она мне дорога. С ней ничего не должно случиться. Ничего не может случиться. Никогда. Я посмотрел вниз. Наша лодка медленно останавливалась.

- Еще не проходит? — спросил я.

- Нет, — ответила она.

Мы остановились и сошли вниз. Другие лодки качались. Мы вышли на дорожку. Все скамейки, как назло, были заняты.

- Лучше уже? — спросил я.

- Ты напрасно остановил, — сказала Ира. — Это была только минута. Не нужно было останавливать.

Она все еще была бледная. В глубине аллеи стояла пустая скамейка. Половина ее была освещена заходящим солнцем. Мы сели на эту скамейку.

- Ты ужасно смешной, — сказала Ира. — Я бы обязательно удержалась.

Она положила свою руку на мою, и я почувствовал, что ее рука дрожит. Потом ее рука перестала дрожать. И глаза снова стали такие же, как всегда. Мы сидели молча. Воздух между деревьями был желтый и совершенно прозрачный. Впереди был пруд. Возле мостика столкнулось несколько лодок. Одна развернулась, И остальные не могли проехать. Ира засмеялась.

- Я почему-то вспомнила наш первый вечер. Ты показался мне смешным и добродушным. И тогда я не подумала, что у нас что-то может быть. А ты?

Наконец лодки вытянулись в один ряд и поплыли.

- А ты? — повторила Ира. — Ты подумал?

Я повернулся к ней.

- Наверное, я подумал, — сказал я просто.

Мы снова сидели молча. Жара спала, и стало свежее. И уходить не хотелось.

- Ты знаешь, Саша, я рассказала обо всем Оле, — сказала Ира. — И она сказала, чтобы ты уходил оттуда во что бы то ни стало. Ведь теперь они не дадут тебе направления в институт.

Я повернулся и посмотрел на Иру, не понимая. Потом я понял и неожиданно почувствовал злость. Я не просто не любил, я ненавидел тетку. Меня взорвало.

- А зачем об этом надо знать всему городу? — спросил я. — Это не ее дело.

- Я не понимаю тебя, Саша. — Ира смотрела на меня удивленно. — Это ведь твое будущее. Я могу думать о твоем будущем?

- Надо прежде всего спросить у меня, — сказал я. — А она тут ни при чем. Надо узнать у меня. Я никуда не собираюсь уходить. И никуда не уйду. И мне не надо советов.